Врач-хирург, начмед ГКБ № 1 считает, что в условиях реальной опасности люди раскрываются по полной программе, и не всегда в хорошую сторону.
Лето 2020 года выдалось жарким во всех смыслах. Росло число коронавирусных больных, стационары перепрофилировали, а больницы, работающие по неотложке, буквально захлебывались от наплыва пациентов. Медики вынуждены были принять условия «военного» времени и работать с повышенной нагрузкой. При этом они сами болели, зачастую бригады выходили на дежурство в урезанном наполовину составе.
Жаркое лето 2020 года запомнится всем надолго, а врачам, медсестрам, санитаркам – на всю жизнь. Заместитель главного врача по медицинской части ГКБ № 1 им. А. Н. Кабанова, врач-торакальный хирург, к.м.н. Вадим Гершевич вспоминает, как это было.
– Вадим Михайлович, какие эмоции вызывали у Вас и Ваших коллег первые новости о новой коронавирусной инфекции?
– Это был январь 2020 года. Тогда в международных новостях публиковалось много видео, как в Китае люди, больные коронавирусом, падают прямо на улицах и теряют сознание. После того как вирус попал в Европу, стало понятно, что рано или поздно он окажется в России, но, честно говоря, никто не думал, что прям полыхнет. Отношение было у кого-то скептическое, у кого-то критическое, у кого-то настороженное. Лично у меня было смешанное чувство тревоги и интереса, к чему это приведет и чем это все закончится.
– Сейчас, спустя год, что испытываете?
– С одной стороны, все очень устали, эта гнетущая обстановка уже надоела. Но в то же время присутствует оптимизм. Появились вакцины, сформировался иммунитет у переболевших людей и даже у тех, кто вроде не болел, есть антитела к коронавирусу. Пандемия потихоньку идет на спад. Но это еще не победа…
– Опасаетесь новой волны?
– Она вполне возможна. Будем надеяться, что ее не будет, и к лету мы вернемся к нормальной жизни – той, которая была до начала пандемии. Прям искренне этого хочется.
– В мае прошлого года в больницу попал вирус. Это было резонансное событие. 417 пациентов и весь медперсонал пришлось закрыть на двухнедельный карантин. Вы были в их числе?
– Нужно оговориться, что на тот момент медики болели и в других больницах, этого просто невозможно было избежать. К нам поступало огромное количество пациентов и среди них рано или поздно должны были оказаться больные коронавирусом. О том, что наши сотрудники заболели, стало известно вечером 3 мая, больницу закрыли 4 мая. Это были выходные дни. Закрыть на ключ 12-этажный стационар и отсиживаться дома в наши планы не входило. Я тогда занимал должность заместителя главного врача по хирургической части. Мы вместе с Анатолием Ивановичем Малюком (до ноября 2020 года заместитель главного врача по медицинской части, сейчас – главный врач ГКБ № 1 им. А. Н. Кабанова. – Прим ред.) приехали сюда добровольно и остались вместе с остальными сотрудниками.
– Расскажите про эти дни.
– Первые дни были самые тяжелые, потому что сама весть о том, что больница закрывается на две недели вместе со всем персоналом, стала крайне неожиданной. Люди были морально к этому не готовы, у кого-то дома маленькие дети, у кого-то пожилые родители, у кого-то просто запланированные дела. Это было как начало необъявленной войны. Но подавляющее большинство медработников восприняли эту информацию героически – надо значит надо, и продолжили обследование и лечение пациентов. Были, конечно, люди, которые отказались – их было меньшинство, прям единицы. Но это их право, никто не говорит, что они плохие специалисты.
– Вас к этому времени успели обучить работе с коронавирусными пациентами, обеспечить средствами защиты?
– Конечно, и Минздрав, и больница готовились к пандемии заранее. В апреле было проведено обучение персонала, закуплены средства индивидуальной защиты в тех объемах, в которых это можно было сделать. Кроме того, на первом этаже больницы был выделен отдельный ковидный блок с отдельными входом и выходом, оборудованными шлюзами. Предполагалось, что в этом блоке будут изолировать больных, которые поступают к нам по скорой и у которых выявляется коронавирус. Этот блок начал функционировать с мая, причем достаточно активно, мы даже там операционную организовали, чтобы в случае необходимости можно было оказать хирургическую помощь пациенту с ковидом.
 |
 |
– Наверное, трудно было не видеть родных?
– Трудно. У моего сына 9 мая был день рождения, и я не смог быть рядом с ним. Он и паспорт без меня получил. Но если честно, не кривя душой, я по-другому просто не мог.
– Разве это не пример патриотизма, приверженности к профессии?
– Это слишком пафосные слова. Но вообще такие экстремальные ситуации, как пандемия, показывают все, на что люди способны, что от них можно ожидать и можно ли на них положиться. В обычной мирной жизни можно сколько угодно рисоваться, рассказывая, какой ты молодец, но, когда надвигается реальная опасность и ты выходишь из зоны комфорта, все становится видно. Люди раскрываются по полной программе.
– Вам удалось сделать какие-то выводы по поводу своих коллег?
– Лично я для себя сделал очень много открытий, многое пересмотрел – и что касается моей жизни, и отношений с людьми, и отношения к работе. Если можно так сказать, я благодарен сложившейся ситуации, потому что она позволила открыть глаза на многие вещи.
– В те майские дни пост главного врача покинул Георгий Соболев. Как коллектив воспринял эту новость?
– Отставка главного врача стала для всех полной неожиданностью, потому что Георгий Фагимович Соболев как руководитель, как организатор и как администратор был человеком весьма опытным, очень хорошо знал свое дело. Всегда можно было к нему прийти и получить квалифицированное и, главное, незашоренное решение.
– Сейчас больница является ковидным стационаром, когда вернетесь к плановой и неотложной помощи?
– С октября стационар полностью закрыт на ковид, мы лечим только пневмонию, операции бывают крайне редко и то, если неотложные ситуации возникают у ковидных больных. Если продолжится устойчивый спад заболеваемости, тогда однозначно вернемся. Радует, что снижается и количество обращений, и количество госпитализаций. Мы открыты на 600 коек, в среднем сейчас заполнено около 500.
– В медицине все закрутилось вокруг коронавируса. Конечно, оказывалась неотложная помощь, а в плановой произошел провал.
– Когда нас захлестнула первая волна пандемии, про плановую медицинскую помощь говорить было очень сложно, потому что существовала угроза заражения. Задача Минздрава была в первую очередь обеспечить оказание неотложной экстренной помощи и оказание помощи пациентам с ковидом. Сейчас все потихоньку возвращается на круги своя, по травматологии, нейрохирургии, терапевтическим направлениям плановая помощь начала оказываться. Жизнь налаживается.
– Каково было работать в «красной зоне» в начале пандемии?
– С одной стороны, было интересно. С другой стороны, немного страшно, потому что болеть никому не хотелось. Всплеск заболеваемости произошел в мае, когда на улице стояла жара. Мы надевали на себя противочумный костюм, тогда еще специальный противогаз с бактериальными фильтрами, бахилы и две пары перчаток. Работать в таком одеянии крайне тяжело. Во-первых, жарко, во-вторых, от пота очки, несмотря на все протирания специальными карандашами, запотевают. Из тех, кто попал под всю тяжесть ситуации, оказались медсестры. Именно на их плечах эти пациенты вытаскивались. Потому что если не операция, то врач делает обход, осматривает и опрашивает больных, делает перевязки и выходит из «красной зоны». А медсестра находится там длительное время – системы, перевязки, обходы с врачом, транспортировка, забор анализов – у них было очень много работы. Девчонкам досталось по полной программе.
– Помимо этого, до октября больница продолжала принимать пациентов по неотложной помощи?
– Все лето ГКБ №1 и БСМП-1 проработали в авральном режиме. Другие больницы, которые оказывали неотложную помощь – МСЧ-4, ОКБ, БСМП-2 – закрыли под ковид, и вся неотложка пошла к нам. Если в обычное время наша хирургическая служба принимала жителей только одного района, летом были дни, когда мы принимали весь город, при этом бригады были наполовину опустошены – много медиков находилось на больничном. Мы работали в надрыв с максимально возможной перегрузкой. Оперировать тоже пришлось больше в разы. Потом в БСМП-1 закрылось нейрохирургическое отделение, и наше отделение стало единственным в регионе, оказывающим помощь пациентам с черепно-мозговыми травмами, политравмой, внутричерепными кровоизлияниями. Тоже самое по травматологии. Когда наши врачи практически все болели, нам крепко помогли травматологи КМХЦ, они часть нагрузки взяли на себя. Мужики приезжали и дежурили, они работали и в своей больнице, и здесь. И наши доктора, когда надо было помочь, тоже выходили на дежурство и в КМХЦ, в онкодиспасер, в БСМП-1. Все понимали – по-другому никак. Причем за работу с ковидными пациентами медикам доплачивали, а за эту работу нет. В общем, лето было жарким и запомнится оно нам на всю жизнь.
– В этой «войне» ваша больница понесла потери.
– Да, от нас ушли две медсестры, Ирина Сергеева и Нина Херикова, и три доктора. Причем это были не рядовые врачи. Их уход однозначно будет иметь последствия, потому что те технологии, которыми они владели в совершенстве, были идеально воспроизводимы только в их руках. Например, Ерген Копин был эндоскопист от Бога. Заведующий патологоанатомическим отделением Александр Кочетов – грамотнейший специалист, который имел просто огромный опыт и широченную энциклопедию собственных знаний. Всегда можно было посоветоваться с ним и решить спорные вопросы в лечении. Нейрохирург Сергей Матвеев – один из пионеров стереотаксической нейрохирургии. Это огромная потеря для медицины.
– В чем опасность коронавируса, на Ваш взгляд?
– Наверное, это первая болезнь, которую при всей очевидности проявлений понять очень сложно. Несмотря ни на какие рекомендации и уже имеющийся опыт, невозможно сказать и предугадать, что станет с пациентом. По прогнозу, должен быть летальный исход, но человек выживает, а пациент с малым объемом поражения легких может погибнуть. Причем это может произойти резко, он с тобой разговаривает, все нормально, жалоб нет, через полчаса – уже ИВЛ.
– Вы сами болели?
– Нет, поэтому буду прививаться.
– Не кажется ли Вам, что пандемия проложила некий мостик доверия между врачами и пациентами?
– Однозначно, количество людей, благодарных труду медиков, стало больше. И даже те, кто недоволен теперь, отличаются от тех, кто был недоволен раньше. Раньше было много жалоб, основанных на эмоциях: не понравилась больница, нет ремонта, невкусная еда, грубые врачи, мало капельниц ставили… Сегодня у многих не укладывается в голове суть происходящего. Например, относительно молодой пациент приходит в стационар на своих ногах и вдруг умирает. Раз он умер, значит виноваты врачи – не так лечили, и переубедить родственников в обратном очень сложно. Но это и не нужно, потому что потеря близкого человека – это горе. В этой ситуации что-то кому-то доказывать бесполезно. Медицина – тонкая и чрезвычайно болезненная для многих тема, потому что связана с болью, страданием, смертью, неизвестностью, страхом.
– Кстати, о страхе. В начале пандемии люди боялись обращаться в больницы, чтобы не подхватить коронавирус. Некоторые до сих пор боятся.
– Это лишено здравого смысла. Действительно, летом к нам поступали пациенты в тяжелейшем, практически в агональном состоянии с прободными язвами недельной давности. Чтобы было понятно, прободная язва – это образовавшаяся в желудке дырка, через которую желудочный сок, содержащий очень агрессивную соляную кислоту, выплескивается на брюшину. В брюшине очень много рецепторов, и это чудовищно больно. Один из симптомов прободной язвы – кинжальная боль, люди сами характеризуют так: меня как ножом в живот ударили. А теперь представьте, этот человек сидит дома и боится коронавируса, а там уже перитонит с сепсисом, когда помощь оказывать поздно. Таких случаев было много. Люди до последнего сидели дома с кровотечениями, с кризами, с инсультами. Важно понимать, что существуют четкие меры предосторожности: маска, социальная дистанция, антисептические средства, сегодня к ним добавилась вакцинация – и нужно пользоваться ими.
– Иногда медиков называют черствыми. У Вас другое отношение к смерти?
– Врачи тоже люди и по-разному относятся к смерти. Кто-то обладает тонкими душевными настройками, кто-то циник. Лично я, когда умирает пациент, переживаю, потому что вижу за ним другие судьбы. Это чей-то муж, отец, сын, чья-то жена, мать, дочь, и с его (ее) смертью меняются жизни людей, которые находились рядом. Особенно обидно, когда уходят молодые люди. Всегда начинаешь задаваться вопросами, все ли правильно сделал.
– Как семья относится к Вашей работе?
– С пониманием. Жена и дети знают, что я каждый день бываю в «красной зоне», понимают, к чему это может привести. Они поддерживают меня и всегда ждут дома.
– Напряженная работа требует отдыха. Какой отдых для Вас идеален?
– Для того чтобы полноценно отдохнуть, нужно полностью поменять картинку. Это должно быть, например, море и пальмы, или тайга и медведи, или пустыня. Только в такой обстановке возможна полная перезагрузка. Но так отдохнуть редко получается.
– Какие слова помогают Вам в жизни?
– Я каждый день говорю себе: «Делай что должен, и будь что будет». Это, можно сказать, мой девиз.
– Что бы Вы хотели пожелать омичам?
– Здоровья и терпения. Все когда-то заканчивается. Были в истории пандемии: и чума, и испанка, и оспа, но человечество со всем справлялось. Все эти испытания даются нам сверху, чтобы сделать нас сильнее, крепче и для того, чтобы мы пересмотрели свои взгляды на жизнь.
Наталья Чебакова